Оборотни Митрофаньевского погоста (СИ) - Страница 8

Рассказ Порфирия Бартенева подлинно изумил его, потряс неожиданностью и сковал ужасом. Если бы Корвин-Коссаковский плохо знал Бартенева - всё могло бы быть шуткой, но за десятилетия дружбы Арсений ни разу не помнил, чтобы Порфирий солгал или выдумал что-то. Не тот был человек, чтобы фантазировать.

Сейчас Арсений, облаченный камердинером в домашний халат, сдвинул стремянку к библиотечным полкам со словарями и, нацепив на нос очки, методично перебирал тома. Словарь 1796 года, приложение к грамматике Лаврентия Зизания, "Лексикон треязычный" Поликарпова-Орлова, Seelmann, "Die Aussprache des Latein nach physiologisch-historischen GrundsДtzen", Корсен "Ueber Aussprache, Vokalismus und Betonung der lat. Sprache"... Ага, вот он... Переплет с золотым тиснением. Христофор Целларий. Латинский лексикон с российским и немецким переводом, Синодальной типографии в 1819 года. Он спустился вниз, положил словарь на стол, пододвинул лампу и начал перелистывать страницы. Ну, да, всё так и есть... Pestiferus... гибельный, пагубный, тлетворный, вредный, смертоносный, чумной... Рrofundus, глубокий, подземный бездонный, безмерный, ненасытный, неиссякаемый, неистощимый... Sacrilegus, святотатственный, нечестивый, осквернитель святынь, негодяй...Что ж, ничего нового он не узнал.

Но слова не самые банальные и не гимназического курса. Бартенев их придумать, конечно, не мог...

Впрочем, сам Корвин-Коссаковский понимал, что просто тянет время - в надежде, что откуда-то придёт спасительное понимание ускользающего смысла, блеснёт догадка, прольёт свет холодного разума на нелепый мистический морок. Арсений знал, сколько душевных расстройств, ночных кошмаров, нервной слабости и непрекращающегося сплина скрывают души петербуржцев. Однако Бартенев был абсолютно здоров, ему просто не могло ничего примерещиться.

Но знал Арсений Вениаминович и утверждение Гёте о том, что сущее не делится на разум без остатка, и в потустороннее - верил. А кто в Петербурге, "городе на костях", в приюте вечных туманов и трясин, где хляби небесные стекают в бездны земные, где под мощеные проспекты веками уходили призрачные тени, чтобы потом то и дело жуткими фантомами вырываться наружу, не верит?

Неожиданно Арсений содрогнулся, осознав нечто, что до той минуты упорно не хотел впускать в душу.

Он потерял мать в младенчестве, но не имел печальных воспоминаний сиротства, его мачеха, Лилия Галахова, была добра к нему, и Арсений привязался к ней всей душой. Полюбил он и сестру Марию, девицу разумную и спокойную. Но появившаяся на свет годом позже Анна всегда казалась ему странной, она была то ли себе на уме, то ли немного не в себе. Ей вечно снились нелепые сны, она видела в доме непонятные тени и по два раза в неделю падала в обмороки. При этом врачи, коих его отец, граф Вениамин Данилович, приглашал к дочери, только разводили руками, ничего не находя. Сам Арсений замечал, что припадки и видения происходили с сестрицей только в чьём-то присутствии, пророчества же её были откровенно вздорны, и сестра Мария тоже видела во всём этом чистой воды притворство. В семнадцать лет Анна вышла замуж за светского красавца Дмитрия Черевина, человека без гроша за душой. Брак оказался несчастливым, молодые не ладили, после рождения дочерей Дмитрий Михайлович завёл на стороне интригу, сильно кутил, быстро промотал приданое Анны и уверял всех, что его жена - помешана. Анна же весьма досаждала своими семейными неурядицами и брату Арсению, и сестре Марии, а потом сделала единственное предсказание, истинно сбывшееся, напророчив себе скорую смерть, и подлинно в конце года почив на одре неизлечимого недуга. Муж её, овдовев, не занимался детьми, пустился в разгул и однажды утром был найден в проулке мёртвым. Вскрытие показало болезнь печени от излишних возлияний.

Мария, ставшая женой князя Палецкого, взяла племянниц к себе, когда девицам было четырнадцать и тринадцать лет. Душевная близость со старшей сестрой сохранилась у Арсения и поныне, и он не раз слышал от Марии исполненные беспокойства слова о воспитанницах. Свою дочь Ирину Мария взрастила кнутом и пряником, но племянницы, годами остававшиеся без родительского попечения, увы, не имели понятия ни о вере, ни о скромности, нисколько не умели себе ни в чём отказывать, Лидия казалась ветреной и легкомысленной, а младшая Нина пугала теми же склонностями, что и её мать, только теперь княгиня не видела в этом придури.

-Арсений, она по ночам встаёт и ходит по дому, при этом, ты поверь, спит! И я и Акулина видели, как она по весне шла в полнолуние по перилам балюстрады на террасе летнего парка, где и кошка не пройдёт! Акулька сказала, надо у постели барышни на ночь мокрую тряпку класть, тогда, мол, встанет, на мокрое наступит и проснётся, так у них в деревне с лунатиками поступали. Ну... кладём.

-Ты считаешь, это лунатизм?

-А ты что думаешь? Но откуда это? Анька-то притворялась, цену себе набивала, но это не шутки. Нинка шла по перилам, как по паркету! Как ангел вёл, клянусь, иначе сверзнулась бы, костей не собрали, там семь футов... Доктор сказал, перерастёт... Мамаша-то её, однако, не переросла. - Мария поджала губы и досадливо поморщилась. Судьба сестры порой казалась ей немым укором, и Арсений временами чувствовал нечто похожее. - А Лидка тоже хороша, егоза и кокетка, причём, не лучшего толка, поверь. Как бес в ней. Мужчины чуют, вертятся вокруг, - быть беде. А что делать? Ни запрёшь, ни спрячешь. Я не мать, ни прибить могу, ни наказать...

-Так наставляй хоть...

Мария Вениаминовна усмехнулась.

-А то я не пыталась! Не слышат, точнее, слышать не хотят. В голове только ухаживания, балы, офицеры и новые фасоны платьев. Ты сам-то говорить с ними пытался?